Одессит Константин Скопцов в советское время многих напугал исполнением лозунга «ученье-свет». Пролетарий без формального образования настолько глубоко решил изучать философию и мистические учения, настолько нестандартно передавал знания на картинах, что его выставки резко останавливали. То есть, буквально: сегодня – открытие выставки яркого рабочего-художника а завтра, после визита «человека в штатском», «стукнувшего» начальству выставочного зала что на выставке имеет место библейская тематика, Скопцов вывозит обломки стекол и огрызки картин на тачке. Тогда это называлось иконоборством .
Конечно , это не было то иконоборчество когда сшибались на полях сражения народы , выжигались секты и города ,лучшие умы столетий в религиозных диспутах оттачивали чистоту веры. Нет, это было затхлое , домашнее и глупое , как старый валенок , советское иконоборство, Когда угощение с Пасхального праздничного стола переходило закуской на «Первомай».Выставки жестко , но без излишней злобы закрывали ,а друзья помогали открывать новые. Под эгидой спортивных обществ ( один раз ценой выставки даже стало участие в первенстве профсоюзов по боксу ) , под знаменем кинопроката …
Остановить взлет не удалось – выставки продолжались и в Одессе, и в Москве, Париже и на Ньюйоркщине. Сейчас слесарь-испытатель, который провалил экзамены во все художественные учебные заведения какие были под рукой , удостоен чести стать действителным членом российско-итальянской академии «Феррони» за иллюстрации к Данте. Сотрудником французской арт ассоциации « Феникс» возглавляемой мастером и родоначальником направления «Парижская школа украинской живописи» Темистоклом Вирстой. Картины бывшего тренера по карате и бодибилдингу уже несколько лет украшают коллекции крупнейших европейских философских обществ, изучающих символику , стали призовым фондом фестиваля боевых искусств «Казацькi джерела». Сегодня Константин – классический отшельник в вольтеровском кресле - любящий угостить чем ты вкусным немногочисленных друзей в своей мастерской с видом на море и запущенным вишневым садом , с улыбкой смотрящий на визитеров с россказнями о современной политике , быстротечной моде на художников, и решительно не готовый поддерживать разговор о сиюминутном.
Рабочая окраина Одессы, на которой я родился проветривалась с одной стороны дымом суперфосфатного завода, а с другой сизыми клубами ядовитого чада чахлой стекольной мануфактуры. Все были постоянно погружены в какую-то сонную одурь. Как я теперь понимаю от постоянной усталости и беспробудного пьянства. Рабочие - родители, соседи – рабочие, дети с которыми я играл с пеленок в «козла», и с которыми мы пели пикантно-матерные частушки о Хрущеве тоже все были потенциальными рабочими. Поэтому ничего противоестественного в том, что в 14 лет я уже стоял у токарного станка, нет. Но этот южный когда то богатый и благородный город поэтов и моряков отмеченный безусловным покровительством некого пахнущего акацией и морским бризом гения и творил чудесные метаморфозы.
Появившаяся вдруг тяга к творчеству проявилась неожиданно и самым изысканным образом – я нарисовал цветными карандашами в заводской стенгазете большой портрет вождя мирового пролетариата. Реакция была сложной (видимо, с этого времени все рефлексии на мои работы сложны). Если бы это было до 53 года, думаю, расстреляли бы. Владимир Ильич Ленин в моей интерпретации был поразительно похож на Фиделя Кастро - их очень роднила борода. А историческая кепка была близнецом военной фуражки командоре. С тех пор мои отношения с классическим соцреализмом и испортились. А особенно после второй и последней попытки (во время службы в Военно-воздушных) – написать возле самолета часового на посту. Для большей достоверности я написал портрет своего приятеля–азербайджанца с вечно небритым и всегда затянутым синей вуалью щетины лицом. Самолету я старался придать как можно больше благородства и тщательно вырисовал все пушки, ракеты, пулеметы... Но все равно в итоге вышла картина боя Соловья–разбойника с Змеем Горынычем. Так что пришлось, поневоле, становится модернистом и дойти до жизни такой.
Потом были выставки в кафе, кинотеатрах, заводских клубах. Скажу откровенно: иногда с ностальгией вспоминаю эти искренние выставки-праздники с искренним зрителем и искренней ненавистью системы. Были выставки под бумагу «о целесообразности выставки слесаря-испытателя Скопцова и значении его работ для художественного развития рабочих завода «Стройгидравлика», была справка из Одесской Художественной Школы с соплеменной печатью о том что я хороший художник- уплочено было три бутылки водки – не много, но вовремя. Была разбитая вдребезги выставка иллюстраций к «Евангелию» и к «Рассказам о необычном» Пу Сун Лина, Дао Де Дзин и «Кладезю св.Клары» Франса, попавшие под указ партии и правительства «О борьбе с мистикой и богоискательством в искусства». В общем, старт моей арткарьеры был живенький… Когда-нибудь сяду за мемуары..
Как приходит желание творить? Кто может описать процесс трансформации человеческого «эго»? Где отправная точка превращения? В какой точке МИРА совпадают время и место для начала изменений в человеке, опасных как восхождением духа так и низвержением? Вот пришел день «N» - и на дне моего подсознания я начал играть в орлянку против самого себя, используя монеты без решки . Впрочем, это происходит легче чем можно себе представить. Когда приходит необходимость творить свои миры схемы и условности вдруг оставляют тебя, ощущаешь что твоя беззаботность просто изумительна и жизнь слесаря вытекает из твоих жил порциями уступая место жизни художника.
Вопрос настоящего искусства – только вопрос искренности. Если хотите, вопрос любви. Растворяетесь ли вы в том что искренне любите? Безусловно, если любовь искренна. Планируете ли вы наперед пережить тот момент когда вдруг, до спазм в горле, понимаете как сильно любите своего маленького ребенка? Если искренне любите, думаю - нет. Поэтому я не люблю специальной подготовки, эскизов, соблазна красивых сюжетных парабол. Вряд ли вы себе говорите: "сегодня в половине первого я почувствую, что сильно люблю эту женщину, родину, ребенка, работу".
Когда начинается работа над холстом необходимо ощущение радости вхождения в этот поток любви. В этот момент, в этой точке мира - все искренне - только ты и холст…. Это потрясающее чувство объединения и расторжения одновременно. А только потом уже, по окончанию работы, вместе с чувством опустошенности приходит и возможность оценить картину или графический лист. Тут обычно, извините, больше прозы… определенность материала, формата, техник, обычно диктуется совершенно непредсказуемым образом. Иногда материальными возможностями художника, иногда размером мастерской, возможностями выставочной площади, условиями куратора выставки и аппетитами потенциальных покупателей. Условия диктует даже банальные проблемы с пересылкой за границу авиапочтой работ больше метра – ну нет такой тары на почте… и прочая... прочая...
Мне возможные техники всегда подсказывают обстоятельства. Например, покупка бамбукового пера диктует порой технику новой серии работ. Неожиданно понравившаяся этикеткой банка золотой краски из абстрактной идеи вдруг обрастает плотью новой техники. Спор о иллюстрациях Боттичелли к Данте за товарищеским чаем в саду дает всходы на следующий день в виде новых техник и идей.
В любом случае настоящая живопись всегда было, есть и будет "аутсайдерским" , находящееся за пределами «лягушатника» художественной жизни и всегда вдалеке от ремесленной арт-кормушки. Это соль без которой искусство становится пресным, это огранка и, по определению Кокто, аристократизм творчества. Только глядя на произведения выброшенных в свое время за границу цехового ремесла Ван Гога, Гогена, Модильяни люди получают информацию о фундаментальных и глубинных причинах живописи.
О своих работах скажу, что сознательно сокращая зрительский сегмент и работая для довольно узкого круга, вижу свою цель в том, чтобы зритель думал и учился читать символы. Как минимум со мной на одном языке, поэтому все больше выставки носят камерный характер встреч близких по-братски людей. Свято веря в аристотелевскую поэтику, искренне считая, что живопись, как и поэзия, должна быть интересна в первую очередь своим сюжетом, оснащаю свои работы пружинами увлекательности и загадки. И вижу подводные камни в принесению в жертву сюжетного внутреннего содержания в пользу внешней несложной развлекательности .
Мы традиционно имеем дело с двумя типами коллекционеров и галлерейщиков. Первый тип и подавляющий – старьевщики, они же в комплиментарном виде антиквары . Правила игры в этой весовой категории позволяют стать коллекционером любому индивидууму соображающему где дешево взять в пункте А и как дорого продать в пункте В. Условия задачки такие же, как в торговле металлоломом или засахаренным вареньем. Одно надо быстро купить – от другого быстро избавится. Есть готовые прейскуранты на работы и имена. Для успешного составлении коллекции живописи требуется только коммерческий талант и «торговая чуйка», присутствие же зрения приветствуется но не обязательно.
Второй тип, ныне практически вымерший, требует хорошего образования, нестандартного мышления, здорового авантюризма и врожденного аристократизма ( ..как показывает практика независимо от социального статуса ) в перспективной оценке степени таланта отпущенного Богом живописцу и мастерства отточенного самим художником. Зачастую, именно коллекции такого типа становятся базой для создания музейных коллекций, так как аккумулируют в себе художников в обычных собраниях начисто отсутствующих. Замечательным примером такой коллекции живописи может стать собрание Щукина, первого покупателя постимпрессионистов в России.
А истинная ценность произведения искусства думаю, определяется у только престола Всевышнего на весах совести и жизни художника. И отнюдь не нами. Во время отчета о полученных талантах. Все картины музейные, не музейные, дорогие в тяжелых рамах и «дешевки» на рваных подрамниках, написанные и только гениально задуманные. Рукописи не горят…
матеріал опубліковано в журналі "Профіль" 10.10.2009 http://profil-ua.com/index.phtml?action=view&art_id=1555
Комментариев нет:
Отправить комментарий